К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
И да и да и да! я приехала и как же я рада) ах как рада
воскресенье, 31 октября 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
13:29
Доступ к записи ограничен
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 29 октября 2010
16:09
Доступ к записи ограничен
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
среда, 27 октября 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Сидит рядом
На руке три точки
На ключице
Слово
В сердце красная пустота
Сидит рядом
Молчит
Между прочим
А я на него так знаете ли
Смотрю
Смотрю
Красота
У него глаза
Синее самого синего
Того что в мире придумано
Того что есть и нет
У него руки с длинными пальцами
И, между прочим, я его не просила
А он все еще здесь
Так, кажется, и будем упиваться
Он тишиной
Я им
Мне немного за двадцать
Люблю секс по утрам и джин
Ему около восемнадцати
Пьет редко
Курит взахлеб
Стреляет метко
Для меня видимо самую острую приберег
Я вообще-то не жалуюсь
Растворяюсь
Сжимаюсь
Балуюсь
Стекаю на пол горячей смолой
Он ничей естественно
Тут без вопросов
Ничей
Потому что
мой
На руке три точки
На ключице
Слово
В сердце красная пустота
Сидит рядом
Молчит
Между прочим
А я на него так знаете ли
Смотрю
Смотрю
Красота
У него глаза
Синее самого синего
Того что в мире придумано
Того что есть и нет
У него руки с длинными пальцами
И, между прочим, я его не просила
А он все еще здесь
Так, кажется, и будем упиваться
Он тишиной
Я им
Мне немного за двадцать
Люблю секс по утрам и джин
Ему около восемнадцати
Пьет редко
Курит взахлеб
Стреляет метко
Для меня видимо самую острую приберег
Я вообще-то не жалуюсь
Растворяюсь
Сжимаюсь
Балуюсь
Стекаю на пол горячей смолой
Он ничей естественно
Тут без вопросов
Ничей
Потому что
мой
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
— Как по мне, вообще все ерунда. Без исключения. Но это совершенно не мешает мне радоваться, страдать, чего-то хотеть, чего-то бояться, любить, тосковать, торжествовать и злиться. Практика всегда гораздо глупее, чем теория, но значение имеет только она — наша подлинная живая нелепая жизнь. Что с нами происходит и как мы себя в связи с этим чувствуем — это действительно важно. А рассуждения по этому поводу недорого стоят, даже самые разумные.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Я не позвоню первым.
Я не дам о себе знать.
Я так хочу тебя стерва, воспитать.
Ты разъебала мне нервы движением губ.
Если я позвоню первым - я труп.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Мне сегодня сказали что души
Это тени или что-то вроде того
И что если тебя я не встречу - так может случиться вполне
Я сидела, упершись коленями в мрамор пола в больнице семи крестов
Я размазала кровь по рукам и горлу
Люди ходили по мне
Просто понимаешь, я так подумала
Если это все, правда и ты не здесь
То, какого черта я на работу хожу
И готовлю, готовлю есть
То, какого черта в моей душе теплота нерастраченная на быт
Я же жду тебя, здесь и буду ждать
Кровь по полу узорами малевать
Рисовать
Выбивать
Бит
Это тени или что-то вроде того
И что если тебя я не встречу - так может случиться вполне
Я сидела, упершись коленями в мрамор пола в больнице семи крестов
Я размазала кровь по рукам и горлу
Люди ходили по мне
Просто понимаешь, я так подумала
Если это все, правда и ты не здесь
То, какого черта я на работу хожу
И готовлю, готовлю есть
То, какого черта в моей душе теплота нерастраченная на быт
Я же жду тебя, здесь и буду ждать
Кровь по полу узорами малевать
Рисовать
Выбивать
Бит
вторник, 26 октября 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Ты сказала, что не знала обо мне ничего,
Что ты по жизни попадала, но я круче всего,
Ты словно в стае бегемотов от зари до зари,
На фестевале идиотов я был бы членом жюри.
Что ты по жизни попадала, но я круче всего,
Ты словно в стае бегемотов от зари до зари,
На фестевале идиотов я был бы членом жюри.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Мы не знаем, кому перешёл дорогу этот Анатолий, но всего одна буква решила его судьбу.
Вообще в ресторанах творятся довольно странные вещи, то Толиков заказывают, то официанток Витями зовут. Что за чертовщина!?
Если немного поразмыслить над первой пиктограммой этой авто-надписи, то можно понять, что один из человечков занимается не активным, а пассивным спортом :о).
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
до последнего вздоха со рвением топить в тебе свои корабли. нам опять говорят о земном притяжении, словно все мы рабы Земли. Боже, если ты придумал спасенье, то прошу, наконец спаси.вблизи вижу свет, но,к сожаленью, говорят, боги не ездят в такси.значит, не смог простить.я устала разговаривать в стены, перемены внутри вершить.разрешаю меня крошить-крушить-а потом зашить.пустота не взрывает вены. она просто точит ножи. расскажи мне, как можно жить, превратившись в настолько чужих? ну, а впрочем. молчи. палачи не обязаны быть профи во лжи или с казненными навек дружить. я устала писать без ответа. возвращаться-плохая примета? тогда стоит нам сдать билеты.
Боже, скажи, где он? Или хотя бы скажи мне, где ты.
Боже, скажи, где он? Или хотя бы скажи мне, где ты.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Сраное утро, ебаный сосед, я ненавижу людей
Моя деточка такая пусечка=)
понедельник, 25 октября 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
— Сперва здесь было индейское кладбище, а потом я купил эту землю и построил на ней зоомагазин.
— Так вы просто построили зоомагазин на индейском кладбище?
— Что значит просто? Сперва я выкопал все трупы, обоссал их и снова закопал, но вверх ногами.
— А…зачем?
— …Не знаю… пьяный был.
— Так вы просто построили зоомагазин на индейском кладбище?
— Что значит просто? Сперва я выкопал все трупы, обоссал их и снова закопал, но вверх ногами.
— А…зачем?
— …Не знаю… пьяный был.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
— Извини Стэн, что я кинула тебя.
— Ничего, Венди. Извини, что я пожелал чтоб ты сдохла.
— Ничего, Венди. Извини, что я пожелал чтоб ты сдохла.
воскресенье, 24 октября 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
выкрастьПохититьСпрятать в цветах гибискусаГде-то на Карибах или Гавайях–и там валятьсяИ пить самбукуИ сладко тискаться в тесной хижине у воды,на высоких сваях
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Катя пашет неделю между холеных баб, до сведенных скул. В пятницу вечером Катя приходит в паб и садится на барный стул. Катя просит себе еды и два шота виски по пятьдесят. Катя чернее сковороды, и глядит вокруг, как живой наждак, держит шею при этом так, как будто на ней висят.
Рослый бармен с серьгой ремесло свое знает четко и улыбается ей хитро. У Кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. Не хмелеет; внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. Вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как Белый Бим. Одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. Одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом.
В бокале у Кати текила, сироп и фреш. В брюшине с монету брешь. В самом деле, не хочешь, деточка – так не ешь. Раз ты терпишь весь этот гнусный тупой галдеж – значит, все же чего-то ждешь. Что ты хочешь – благую весть и на елку влезть?
Катя мнит себя Клинтом Иствудом как он есть.
Катя щурится и поводит плечами в такт, адекватна, если не весела. Катя в дугу пьяна, и да будет вовеки так, Кате хуйня война – она, в общем, почти цела.
У Кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой гашиш. Ты, Господь, если не задушишь – так рассмешишь.
***
У Кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. Катя видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
***
Катя толкает дверь, ту, где написано «Выход в город». Климат ночью к ней погрубел. Город до поролона вспорот, весь желт и бел.
Фейерверк с петардами, канонада; рядом с Катей тетка идет в боа. Мама снова звонит, ну чего ей надо, «Ма, чего тебе надо, а?».
Катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по батарее: «Я сломала руку. Мне очень больно. Приезжай, пожалуйста, поскорее».
Так и холодеет шалая голова. «Я сейчас приду, сама тебя отвезу». Катя в восемь секунд трезва, у нее ни в одном глазу.
Катя думает – вот те, милая, поделом. Кате страшно, что там за перелом.
Мама сидит на диване и держит лед на руке, рыдает. У мамы уже зуб на зуб не попадает. Катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут. Скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. Что-то колет, оно не действует, хоть убей. Сердце бьется в Кате, как пойманный воробей.
Ночью в московской травме всё благоденствие да покой. Парень с разбитым носом, да шоферюга с вывернутой ногой. Тяжелого привезли, потасовка в баре, пять ножевых. Вдоль каждой стенки еще по паре покоцанных, но живых.
Ходят медбратья хмурые, из мглы и обратно в мглу. Тряпки, от крови бурые, скомканные, в углу.
Безмолвный таджик водит грязной шваброй, мужик на каталке лежит, мечтает. Мама от боли плачет и причитает.
Рыхлый бычара в одних трусах, грозный, как Командор, из операционной ломится в коридор. Садится на лавку, и кровь с него льется, как пот в июле. Просит друга Коляна при нем дозвониться Юле.
А иначе он зашиваться-то не пойдет.
Вот ведь долбанный идиот.
Все тянут его назад, а он их расшвыривает, зараза. Врач говорит – да чего я сделаю, он же здоровее меня в три раза. Вокруг него санитары и доктора маячат.
Мама плачет.
Толстый весь раскроен, как решето. Мама всхлипывает «за что мне это, за что». Надо было маму везти в ЦИТО. Прибегут, кивнут, убегут опять.
Катя хочет спать.
Смуглый восточный мальчик, литой, красивый, перебинтованный у плеча. Руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
Катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
К пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные указания отдает. Мама плакать перестает. Загипсована правая до плеча и большой на другой руке. Мама выглядит, как в мудацком боевике.
Катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. Ей не жалко ни маму, ни толстого, ни себя.
***
«Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. Не боец, когтями не снабжена. Я простая баба, ничья жена».
Мама ходит в лангетах, ревет над кружкой, которую сложно взять. Был бы кто-нибудь хоть – домработница или зять.
***
И Господь подумал: «Что-то Катька моя плоха. Сделалась суха, ко всему глуха. Хоть бывает Катька моя лиха, но большого нету за ней греха.
Я не лотерея, чтобы дарить айпод или там монитор ЖК. Даже вот мужика – днем с огнем не найдешь для нее хорошего мужика. Но Я не садист, чтобы вечно вспахивать ей дорогу, как миномет. Катерина моя не дура. Она поймет».
Катя просыпается, солнце комнату наполняет, она парит, как аэростат. Катя внезапно знает, что если хочется быть счастливой – пора бы стать. Катя знает, что в ней и в маме – одна и та же живая нить. То, что она стареет, нельзя исправить, - но взять, обдумать и извинить. Через пару недель маме вновь у доктора отмечаться, ей лангеты срежут с обеих рук. Катя дозванивается до собственного начальства, через пару часов билеты берет на юг.
…Катя лежит с двенадцати до шести, слушает, как прибой набежал на камни – и отбежал. Катю кто-то мусолил в потной своей горсти, а теперь вдруг взял и кулак разжал. Катя разглядывает южан, плещется в лазури и синеве, смотрит на закаты и на огонь. Катю медленно гладит по голове мамина разбинтованная ладонь.
Катя думает – я, наверное, не одна, я зачем-то еще нужна.
Там, где было так страшно, вдруг воцаряется совершенная тишина.
Рослый бармен с серьгой ремесло свое знает четко и улыбается ей хитро. У Кати в бокале сироп, и водка, и долька лайма, и куантро. Не хмелеет; внутри коротит проводка, дыра размером со все нутро.
Катя вспоминает, как это тесно, смешно и дико, когда ты кем-то любим. Вот же время было, теперь, гляди-ка, ты одинока, как Белый Бим. Одинока так, что и выпить не с кем, уж ладно поговорить о будущем и былом. Одинока страшным, обидным, детским – отцовским гневом, пустым углом.
В бокале у Кати текила, сироп и фреш. В брюшине с монету брешь. В самом деле, не хочешь, деточка – так не ешь. Раз ты терпишь весь этот гнусный тупой галдеж – значит, все же чего-то ждешь. Что ты хочешь – благую весть и на елку влезть?
Катя мнит себя Клинтом Иствудом как он есть.
Катя щурится и поводит плечами в такт, адекватна, если не весела. Катя в дугу пьяна, и да будет вовеки так, Кате хуйня война – она, в общем, почти цела.
У Кати дома бутылка рома, на всякий случай, а в подкладке пальто чумовой гашиш. Ты, Господь, если не задушишь – так рассмешишь.
***
У Кати в метро звонит телефон, выскакивает из рук, падает на юбку. Катя видит, что это мама, но совсем ничего не слышит, бросает трубку.
***
Катя толкает дверь, ту, где написано «Выход в город». Климат ночью к ней погрубел. Город до поролона вспорот, весь желт и бел.
Фейерверк с петардами, канонада; рядом с Катей тетка идет в боа. Мама снова звонит, ну чего ей надо, «Ма, чего тебе надо, а?».
Катя даже вздрагивает невольно, словно кто-то с силой стукнул по батарее: «Я сломала руку. Мне очень больно. Приезжай, пожалуйста, поскорее».
Так и холодеет шалая голова. «Я сейчас приду, сама тебя отвезу». Катя в восемь секунд трезва, у нее ни в одном глазу.
Катя думает – вот те, милая, поделом. Кате страшно, что там за перелом.
Мама сидит на диване и держит лед на руке, рыдает. У мамы уже зуб на зуб не попадает. Катя мечется по квартире, словно над нею заносят кнут. Скорая в дверь звонит через двадцать и пять минут. Что-то колет, оно не действует, хоть убей. Сердце бьется в Кате, как пойманный воробей.
Ночью в московской травме всё благоденствие да покой. Парень с разбитым носом, да шоферюга с вывернутой ногой. Тяжелого привезли, потасовка в баре, пять ножевых. Вдоль каждой стенки еще по паре покоцанных, но живых.
Ходят медбратья хмурые, из мглы и обратно в мглу. Тряпки, от крови бурые, скомканные, в углу.
Безмолвный таджик водит грязной шваброй, мужик на каталке лежит, мечтает. Мама от боли плачет и причитает.
Рыхлый бычара в одних трусах, грозный, как Командор, из операционной ломится в коридор. Садится на лавку, и кровь с него льется, как пот в июле. Просит друга Коляна при нем дозвониться Юле.
А иначе он зашиваться-то не пойдет.
Вот ведь долбанный идиот.
Все тянут его назад, а он их расшвыривает, зараза. Врач говорит – да чего я сделаю, он же здоровее меня в три раза. Вокруг него санитары и доктора маячат.
Мама плачет.
Толстый весь раскроен, как решето. Мама всхлипывает «за что мне это, за что». Надо было маму везти в ЦИТО. Прибегут, кивнут, убегут опять.
Катя хочет спать.
Смуглый восточный мальчик, литой, красивый, перебинтованный у плеча. Руку баюкает словно сына, и чья-то пьяная баба скачет, как саранча.
Катя кульком сидит на кушетке, по куртке пальчиками стуча.
К пяти утра сонный айболит накладывает лангеты, рисует справку и ценные указания отдает. Мама плакать перестает. Загипсована правая до плеча и большой на другой руке. Мама выглядит, как в мудацком боевике.
Катя едет домой в такси, челюстями стиснутыми скрипя. Ей не жалко ни маму, ни толстого, ни себя.
***
«Я усталый робот, дырявый бак. Надо быть героем, а я слабак. У меня сел голос, повыбит мех, и я не хочу быть сильнее всех. Не боец, когтями не снабжена. Я простая баба, ничья жена».
Мама ходит в лангетах, ревет над кружкой, которую сложно взять. Был бы кто-нибудь хоть – домработница или зять.
***
И Господь подумал: «Что-то Катька моя плоха. Сделалась суха, ко всему глуха. Хоть бывает Катька моя лиха, но большого нету за ней греха.
Я не лотерея, чтобы дарить айпод или там монитор ЖК. Даже вот мужика – днем с огнем не найдешь для нее хорошего мужика. Но Я не садист, чтобы вечно вспахивать ей дорогу, как миномет. Катерина моя не дура. Она поймет».
Катя просыпается, солнце комнату наполняет, она парит, как аэростат. Катя внезапно знает, что если хочется быть счастливой – пора бы стать. Катя знает, что в ней и в маме – одна и та же живая нить. То, что она стареет, нельзя исправить, - но взять, обдумать и извинить. Через пару недель маме вновь у доктора отмечаться, ей лангеты срежут с обеих рук. Катя дозванивается до собственного начальства, через пару часов билеты берет на юг.
…Катя лежит с двенадцати до шести, слушает, как прибой набежал на камни – и отбежал. Катю кто-то мусолил в потной своей горсти, а теперь вдруг взял и кулак разжал. Катя разглядывает южан, плещется в лазури и синеве, смотрит на закаты и на огонь. Катю медленно гладит по голове мамина разбинтованная ладонь.
Катя думает – я, наверное, не одна, я зачем-то еще нужна.
Там, где было так страшно, вдруг воцаряется совершенная тишина.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Пыльно, курят, хлещут кофе с
Сахарином, трут в сети.
Кто хотел продаться в офис?
Вот сиди
И не пизди.
Сахарином, трут в сети.
Кто хотел продаться в офис?
Вот сиди
И не пизди.