К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
-Ничего не поделаешь,-возразил Кот-Все мы здесь не в своем уме-и ты,и я
четверг, 20 мая 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
да какого черта, собственно, какого хуя,
жить, ревновать и злиться, не знать весны,
может я так и помру онанируя и ревнуя,
может я так и помру в попытке нащупать сны
и дописаться, добиться и достучаться
до каких-то ее немысленных мне высот
а я хочу только счастья, терпкого, неразбавленного счастья
где-то грамм двести, но лучше - чтоб все пятьсот.
мне бы хватило счастья, как и тротила,
я бы рванула планеточку на куски.
господи, почему все кому подфартило,
такие феерические дураки?
жить, ревновать и злиться, не знать весны,
может я так и помру онанируя и ревнуя,
может я так и помру в попытке нащупать сны
и дописаться, добиться и достучаться
до каких-то ее немысленных мне высот
а я хочу только счастья, терпкого, неразбавленного счастья
где-то грамм двести, но лучше - чтоб все пятьсот.
мне бы хватило счастья, как и тротила,
я бы рванула планеточку на куски.
господи, почему все кому подфартило,
такие феерические дураки?
среда, 19 мая 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
вторник, 11 мая 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Все, что мы делаем – попытка хоть как-нибудь не умереть; так кто-то от переизбытка ресурсов покупает треть каких-нибудь республик нищих, а кто-то – бесится и пьет, а кто-то в склепах клады ищет, а кто-то руку в печь сует; а кто-то в бегстве от рутины, от зуда слева под ребром рисует вечные картины, что дышат изнутри добром; а кто-то счастлив как ребенок, когда увидит, просушив, тот самый кадр из кипы пленок – как доказательство, что жив; а кто-нибудь в прямом эфире свой круглый оголяет зад, а многие твердят о мире, когда им нечего сказать; так кто-то высекает риффы, поет, чтоб смерть переорать; так я нагромождаю рифмы в свою измятую тетрадь, кладу их с нежностью Прокруста в свою строку, как кирпичи, как будто это будет бруствер, когда за мной придут в ночи; как будто я их пришарашу, когда начнется Страшный суд; как будто они лягут в Чашу, и перетянут, и спасут.
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Ты из тех, кто лечится от тоски и попутно лечит меня от скуки. Я адепт искусства пустой руки – и меня не надо хватать за руки, обнимать, сочувствовать, убеждать, повышая голос и задыхаясь; просто я никого не хочу держать – ни под локоть, ни за безымянный палец.
понедельник, 10 мая 2010
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
......а когда ты полюбишь меня,я знаю,это уже случилось,когда твои глаза будут выдавать тебя неизбежно, это будет знак - пора уходить,знаешь я всю жизнь ждала какого то охренительного чуда, а попадалось одно сомнительное дерьмо,надутая бутофория, и я не хочу,не хочу испортить все,твою может быть даже искреннюю эту как ее...не люблю это слово ..любоFF я просто знаю чем все заканчивается, я надеюсь что ты не веришь что все самое прекрасное вечно, дольше живет всякое говно, а самое прекрасное как оргазм- коротко четко и кончается, кончается как эта ночь, ты видел эти огромные соленые звезды когда я говорила тебе пока, нет конечно,ты смотрел на меня, на мои замерзшие губы ты наверно даже не слышал мой голос,ты читал читал по губам и узнавал в моем выражении лица это прощай,ты не нужен мне больше, ты ведь знаешь сам, ты столько раз говорил это перегедроленным телкам с большими сиськами и густо накрашенными ресницами, ты трахал их а я смотрела на тебя, и размазывала слезы по стеклу, а потом смеялась так громко так страшно,милый,ты знаешь как мне было страшно, и вот теперь,под этим живым таким реальным небом я говорю тебе такие простые слова- прощай, и не думай что все будет, что твой телефон зазвонит такой знакомый голос скажет- мась,я скучаю, я обдолбаюсь в конец я засяду в углу своего огромного дома, я буду курить и тушить сигареты в эти худые запястья но звонить...я сумасшедшая- но не дура. 
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Камень лежал посреди дороги, я его поднял; десять шагов – и рука пуста. Звонил домой – а там говорят: прошло сорок лет и тебя не ждут. Шел через мост в непогожий день, оглянулся – а там уже нет моста: смыло рекой, унесло водой, переправы нет, оставайся тут. Видел во сне голубых стрекоз и росу, серебряную с утра. Слушал бы голоса, да оглох от звона полуночных родников. Чуял бы дым – да ходил шальной от запаха летних трав. Рассказал бы все – да остался пустой насквозь и не помню слов.
Глаза зеленей травы, руки жарче солнца, ничего не видел, как будто не был. Говорят, приходили тучи, разверзлись небесные хляби, и было плохо. Ничего не помню – глядел в синеву, падал в траву, оступался в небо. Хотел обнять – не хватало рук; хотел дышать – не хватало вдоха. Видел, как солнце садится в поле, отмечал на карте и шел навстречу; и оно мне ложилось в руки – теплее сердца, верней его… Было прозрачное утро, холодный полдень и теплый вечер…
…Кажется, больше не было ничего.
И пока искали обратный путь, и пока сочиняли дорогу домой, и пока уплывали в седую ночь, и пока не знали, который час, – как опускался туман на травы, как цвели костры у обочины, боже мой; как сквозь меня прорастало лето – до сердца, до самых глаз…
Как я стоял потом на самом большом из семи холмов; думал – и эти холмы изнутри пусты, под ними ходит метро, продают цветы… Как сквозь меня утекало время, как уходило сквозь пальцы лето, как я пришел на вокзал и сказал: пора… Спал в электричке и видел во сне: собрал дождевой воды, дождался заката, зажег огонь и не гасил до утра…
Глаза зеленей травы, руки жарче солнца, ничего не видел, как будто не был. Говорят, приходили тучи, разверзлись небесные хляби, и было плохо. Ничего не помню – глядел в синеву, падал в траву, оступался в небо. Хотел обнять – не хватало рук; хотел дышать – не хватало вдоха. Видел, как солнце садится в поле, отмечал на карте и шел навстречу; и оно мне ложилось в руки – теплее сердца, верней его… Было прозрачное утро, холодный полдень и теплый вечер…
…Кажется, больше не было ничего.
И пока искали обратный путь, и пока сочиняли дорогу домой, и пока уплывали в седую ночь, и пока не знали, который час, – как опускался туман на травы, как цвели костры у обочины, боже мой; как сквозь меня прорастало лето – до сердца, до самых глаз…
Как я стоял потом на самом большом из семи холмов; думал – и эти холмы изнутри пусты, под ними ходит метро, продают цветы… Как сквозь меня утекало время, как уходило сквозь пальцы лето, как я пришел на вокзал и сказал: пора… Спал в электричке и видел во сне: собрал дождевой воды, дождался заката, зажег огонь и не гасил до утра…
К вину и к потерянности, с нежностью к ним склоняясь к обоим
Ты хочешь потопить меня в себе или только катнуть волну под сердце, полная, собственно, неясность. Я жду от тебя, чтобы ты улыбалась в нужный момент, и заводила в нужный момент нужный разговор нужным голосом; и нужно молчала, когда мне хочется смотреть вдаль. Ты всегда в боковом зрении, и все твои полуноги, полуруки, сколько их ни есть, все они - мои. И твои движения всегда мимо меня, но я везде. Я везде, и все, что мимо меня, вдвойне мое. Мы совершенны, как боги, мы всегда там, куда не смотрят, забывают посмотреть, а мы - там, очень хотят посмотреть и забывают, а это - мы. Как хорошо отводить глаза, прятать и перепрятывать их, запутывать простые движения, плести узор. Нормальный ад, нормальный. Если бы я мог посмотреть на тебя прямо, наверное, я бы увидел не тебя. Если бы я мог слиться с тобой полнее, чем сейчас, в этой комнате, то, наверное, это была бы неправда. Я говорю, и ты - моя полуодетая, полумоя отвечаешь. Очень коротко отвечаешь и по делу. И я притягиваю тебя к себе. Я подминаю под себя ворох белья, в котором, как горошина под перинами, - ты. Горошина, а ощущаю тебя невыносимо.
